Следы на мне - Страница 32

– Осталось пятнадцать минут. Закругляйтесь, – сказал тот парень, что открыл мне дверь. – Через пятнадцать минут включу свет.

Все немного ускорили свои действия и чем-то громче зашелестели.

– Ну! Включаю, – примерно через пятнадцать минут прозвучало очень решительно.

– Погоди, погоди! Секунду! Щас бумагу закрою лучше, – сказал кто-то. – Готово. Включай.

И зажёгся яркий белый свет ламп дневного света. И я, ослеплённый, увидел, оказывается, совсем небольшое помещение со столами вдоль стен и стоящими на этих столах фотоувеличителями. Я увидел щурящихся парней, в основном моего возраста. Многие были в школьной форме. Девчонок не было вовсе. Никто не обратил на меня внимания. Все разом заговорили и начали активно приводить свои рабочие места в порядок. Те, кто заканчивал свои дела, брали с вешалки у двери одежду и, кто прощаясь, кто не прощаясь, уходили.

Минут через десять после включения света ушли почти все. И тогда в дверь вошла шумная компания мальчишек, человек семь-восемь, все младше меня, все раскрасневшиеся с мороза. Возвышался над ними мужчина лет тридцати пяти, сутулый, худой, в куртке, кроличьей шапке и с очень острым лицом.

– Юноши, юноши, – говорил он им громко, – отснятые плёнки смотать в кассеты и забрать домой. В пят ницу придёте, будем проявлять и смотреть, что мы с вами наснимали. Давайте живо и по домам. Только по домам. Не шляться где-то до ночи и не врать дома, что до ночи были здесь.

Сказав это, он прошёл через всё уже осмотренное и изученное мною помещение, открыл ключом запертую дверь и вошёл в невидимую мне комнату.

– Вот он пришёл, – сказал мне самый старший из всех парень, который меня впускал, разговаривал со мной и был здесь за старшего. – Давай, иди, разговаривай.

Дверь той комнаты, куда ушёл человек, которого назвали начальником, осталась открытой, я зашёл в неё на один шаг.

– Извините, я хотел записаться к вам в фотокружок, – сказал я робко, но отчётливо.

– Так записаться ко мне или в фотокружок? – услышал я вопрос. – Это важно, сформулируй точнее.

Человек, когда начинал свою фразу, стоял ко мне спиной в дальнем конце комнаты, а когда заканчивал свой вопрос, оглянулся, посмотрел на меня и улыбнулся.

Комната была узкая, длинная, без окна. В ней было очень много предметов. Полки, шкафы, металлические шкафы типа сейфов, какие-то коробки, рулоны и чёрт знает что ещё.

– Ну что, юноша, можете вы сформулировать, куда и зачем вы пришли, как вы сказали, записаться? – продолжил хозяин комнаты.

Я не смог сформулировать и молчал. Я усиленно думал, что же ответить, и сильно хотел уйти, полагая, что у меня и без того сложная жизнь, чтобы ещё формулировать то, что я не хочу формулировать.

А человек смотрел на меня и улыбался. У него было очень необычное лицо. Тонкие, довольно длинные волосы соломенного цвета не имели определённой причёски и в беспорядке обрамляли лицо, закрывая уши. Светлые глаза улыбались, чёткий выразительный рот улыбался, лицо его, очевидно подвижное и имевшее большие мимические возможности, было худым и вытянутым, с острым, гладко выбритым подбородком. Но главной, незабываемой и уникальной составляющей его лица был нос. Он был похож на… острый клюв. Но клюв не орлиный, а клюв неведомой птицы. Нос был прямой, без горбинки, длинный, но не торчащий вперёд, а своим остриём направленный вниз. И крылья этого носа были точно нарисованы. Дружеский шарж или карикатуру на этого человека рисовать было, видимо, очень легко. Нос его сам по себе казался карикатурным.

Верхнюю одежду он снял и остался в светлой клетчатой рубашке, расстёгнутой до середины его совсем не атлетической груди. Потёртые, но чистые джинсы очень обтягивали его тонкие кривые ноги, эти джинсы книзу заканчивались небольшими клёшами.

На поясе был широкий кожаный ремень с большой пряжкой. Очевидно, этот человек слушал и любил хард-рок.

– Ладно, ладно, не обижайся, я шучу. Но на какие-то вопросы ответить придётся. Ты уже взрослый юноша, лет пятнадцать уже есть?

– Четырнадцать, – ответил я, польщённый и моментально оттаявший.

– Серьёзный возраст, – без иронии сказал он. – Зовут?

– Евгений.

– Запомню. А меня Владимир Лаврентьевич. Если будем общаться дальше, сокращай до Владимир Лаврентич, а то вообще не выговоришь. Ну, давай побеседуем, садись, – он предложил мне табуретку, а сам сел рядом и уставился на меня. – Фотографировать умеешь?

– Нет, не умею, – быстро ответил я.

– Камера есть?

– Что?

– Фотоаппарат есть?

– Есть.

– Какой?

– Новый, – ответил я.

– Прекрасно, – искренне сказал он. – А как называется, какой модели, какой объектив?

– А вот, – я достал из портфеля, который был со мной и стоял на полу возле табуретки, свой фотоаппарат в кожаном футляре. Я стал расстёгивать футляр…

– Понятно, можешь его не доставать. Хороший аппарат, чтобы папу и маму фотографировать. Но для начала лучше и не надо, – сказал он быстро. – А что ты сам хочешь фотографировать?

– Не знаю. Сначала хочу просто научиться.

– Научиться что? На кнопку нажимать?

– Да. И на кнопку нажимать, и чтобы в итоге получилась фотография.

Он тут же наклонился ко мне ближе.

– Молодец! А ты сердитый, – заулыбался он. В итоге фотография, говоришь? Это правильно. Только вот что будет на этой фотографии? Вот вопрос. От твоего ответа зависит, будем мы общаться по-настоящему, или я научу тебя фотографировать для семейного альбома, или мы попрощаемся прямо сейчас раз и навсегда, – он сделал паузу. – Читаешь много?

Я не ожидал такого вопроса. И хоть мой четырнадцатилетний возраст кричал мне, что я не обязан отвечать и вообще подвергаться допросу, но человек, сидящий напротив меня, этот крик заглушал.